Ежегодно в июле в Польше вспоминают еврейский погром в Едвабне 1941 года, унёсший жизни 1600 евреев
Прелюдией к погрому стало безнаказанное убийство двух еврейских женщин с детьми и троих местных евреев-коммунистов 25 июня 1941 г. Русскоязычное польское издание «Новая Польша» пишет, что с изуверской жестокостью палачи заставили женщин и детей совершить самоубийство – утопиться в пруду.
Польский институт национальной памяти, проведя собственное расследование в 2000-2004 годах, говорит о 350 погибших в Едвабне, но главное здесь не столько в количестве жертв, сколько в факте добровольного участия поляков в массовом истреблении евреев в период гитлеровской оккупации.
За первые десять дней июля 1941 г. произошли три еврейских погрома – в Вонсоше (Wąsosz), Радзилуве (Radziłów) и Едвабне. Общее количество жертв составило около 2 тыс. человек. Советские войска отступали тогда вглубь СССР под ударами вермахта, этим погромщики и вдохновлялись. В Щучине (Szczuczyn) евреев убивали даже дважды, и оба раза после ухода из города советских войск и вступления немецких – в 1939 и 1941 годах.
Израильский политик Яир Лапид говорит: «Поляки сотрудничали [с немцами] при создании концлагерей, выдавали евреев немцам и тем самым обрекали их на смерть. Не случайно немцы сделали Польшу центром истребления [евреев], они знали, что польское население им поможет». Потомок евреев из Сербии, Лапид задаёт неудобные для поляков вопросы: «Гитлеровцы отослали мою прабабку из Сербии в Польшу. Почему не устроили концлагеря в Сербии? Потому что понимали, что сербы этого не примут и со всей решительностью будут сопротивляться, потому что они не антисемиты. Поэтому немцы организовали лагеря смерти в Польше, т. к. знали о польском антисемитизме…»
Трагедии, подобной едвабненской, произошли ещё в двух десятках польских городов на территории от Белостока и Ломжина до Галичины, т. е. на «восточных кресах» – землях, возвращённых из состава Польши в состав Белорусской и Украинской ССР в результате Польского похода РККА в 1939 году. И география эта не случайна. Массовое соучастие польского населения в истреблении евреев было практическим проявлением польской восточной политики. Центральным элементом этой политики была и есть идеологическая концентрация на страданиях, причинённых полякам чужаками – русскими, украинцами, белорусами, немцами, чехословаками, евреями. С каждой политической эпохой количество обидчиков польской нации возрастало, росло и желание поляков им отомстить.
Так, своё участие вместе с гитлеровской Германией в разделе Чехословакии в 1938 году Польша оправдывала необходимостью предотвратить союз Праги с Москвой. Нападение на Советскую Россию в 1920 году и оккупацию Западной Украины и Западной Белоруссии – необходимостью возврата «восточных кресов». Антинемецкие восстания в Силезии 1911-1921 гг. – необходимостью ослабить Германию и получить свободу действий на востоке против России – сначала царской, потом советской; политический режим в Петрограде, Москве не имел значения.
Ненависть к евреям оправдывалась их симпатиями к коммунистам. Для многих поляков гражданин Польши – еврей был прежде всего коммунистическим агентом, а уж потом соотечественником. Культурно-расовое неприятие соседних народов прочно вошло в кодекс польской восточной политики и имело последователей. Некоторые из них считаются сегодня в Польше уважаемыми фигурами – Томаш Падурра, Франтишек Духинский, Хенрик Каменский.
Понятие Востока (Wschód) в польской политической культуре до сих пор имеет негативную коннотацию. Сам термин означает государства и народы за восточной границей Польши, т.е. части бывших Российской империи и СССР. Wschód – это Азия, дикость, варварство, деспотизм, писал Михал Богун (Michał Bohun) в работе «Лики фобии: негативный образ России в польской мысли» (Oblicza obsesji – niegatywny obraz Rosji w myśli polskiej).
Провозглашая своим предназначением защиту европейской цивилизации от православных схизматиков, польская идеология отождествляла «восточные» народы с дикарями.
Историк Януш Тазбир (Janusz Tazbir) в книге «Шляхта и конкистадоры» (Szlachta a konkwistadorzy, 1969) описывает восхищение, питаемое поляками в XVI-XVII вв. к победам испанских колонизаторов над американскими индейцами, и мечты поляков поступить с русскими так же. XVI-XVII века – это время формирования идейного базиса польской восточной политики.
Постулатам этой политики следовали даже самые образованные поляки – философы, музыкальные критики, литературные классики (Бронислав Трентовский, Мауриций Мохнацкий, Адам Мицкевич и другие). Россию называли антицивилизацией, которую следует уничтожить во благо Европы. Православие изображалось как «собачья вера», большевизм – как идеологическая трансформация православия.
Через Зигмунта Красинского расовая ненависть к русским и России вошла в польскую классическую литературу. «Дикари московские и их братья-татары», «москальско-татарский народец», «колосс, лишённый знания о себе», «географическое чудовище без языка и мысли» – перечисляет Богун эпитеты, которыми наделяли русских и русское государство польские интеллектуалы (под русскими понимались современные русские, украинцы и белорусы). Красинский входит в тройку крупнейших польских поэтов эпохи романтизма наряду с Адамом Мицкевичем и Юлиушем Словацким.
Польская восточная политика пропитана этими настроениями. Никакого различия между Россией царской и к Россией советской не делалось. Появление на «восточных кресах» гитлеровской армии многие в Польше восприняли как возможность реализации одного из этапов восточной политики – очищение «восточных кресов» от идеологически и расово чуждых.
Польская восточная политика в её классическом изводе – это человеконенавистничество, способное воспитывать убийц. Евреи это знают.
Владислав Гулевич
Свежие комментарии